Сорензе стало страшно. Неужели Николас прав? Тогда зачем она делает это? Какой мужчина согласится терпеть такое месяцы и годы? Уж конечно не Николас Доуэлл, которому достаточно щелкнуть пальцами, чтобы у его ног оказались сотни томно вздыхающих красавиц!
— Если ты думаешь, что… — начала Соренза.
— Я уверен в этом, — прервал ее Николас. — А иначе почему после того, как наконец решилась довериться мне, ты не почувствовала облегчения, а стала еще скованнее?
— Но я не могу себя изменить, — прошептала Соренза, наклонив голову так, чтобы волосы упали ей на лицо и закрыли глаза, в которых заблестели слезы.
— Можешь, — хрипло сказал Николас. — Тебе не приходило в голову, что пережил я, когда понял, что люблю тебя? Ты не единственная в этой ситуации, кто напуган до смерти. После Кимберли я поклялся, что никого больше не пущу в свое сердце, — так спокойнее. У меня было много женщин, которые играли по моим правилам. И вдруг появилась ты…
Плечи Сорензы задрожали, и слезы покатились по ее щекам. Она беззвучно плакала. Как долго она не признавалась себе в том, что любит его. Любит отчаянно, страстно, больше, чем Саймона, больше, чем могла себе представить. Вот почему ей так страшно было признаться в этом и снова оказаться во власти другого человека. Он не должен узнать о ее чувствах. Никогда.
Соренза, не поднимая головы, чувствовала на себе взгляд Николаса. Через секунду белый носовой платок оказался в ее руке.
— Не плачь, — с болью в голосе сказал Николас. — Черт, меньше всего я хочу заставлять тебя плакать!
Она вытерла глаза и храбро посмотрела ему в лицо.
— У нас с тобой ничего не получится, — сказала Соренза, качая головой. — Я все испорчу, потому что не могу быть такой, какой ты хочешь меня видеть. Когда Саймон сделал то… — она остановилась, подыскивая слова, — что он сделал, что-то во мне умерло. Умерло безвозвратно, — медленно закончила она.
— Я не верю! — резко возразил Николас. — Я люблю тебя, черт возьми! Я хочу на тебе жениться, иметь от тебя детей и состариться вместе с тобой. Я не Саймон. Я — это я, Соренза! Ты уже достаточно хорошо знаешь меня. Я тоже раскрыл душу, перед тобой. Неужели это ничего не значит?
Соренза с усилием оторвала от него свой взгляд, спрашивая себя, зачем согласилась поехать с ним. Но она прекрасно знала ответ. Ей хотелось еще немного побыть с Николасом, в последний раз. Каждая минута, каждая секунда была ей дорога, а они тратили их на споры.
— Я не хочу больше ничего выяснять! У нас слишком мало времени! — с отчаянием воскликнула она.
— Я привык разбираться с возникшими проблемами, а не убегать от них, — упрямо произнес Николас. — Я полечу другим рейсом.
У Сорензы внутри все сжалось. Ей не выдержать, если это испытание продолжится.
— Не глупи, — прошептала она. — Твой друг ждет тебя.
— Ты не понимаешь? — Его голос неожиданно стал тихим и спокойным. — Ты на самом деле не имеешь ни малейшего представления о том, что значишь для меня?
— Я не хочу ничего понимать, — выдавила она. — Мне и так тяжело. То, что я говорю тебе, правда. Оставь меня. Так будет лучше, вот уви…
Его поцелуй, горячий и настойчивый, заставил ее замолчать.
— Нет! — Охваченная паникой Соренза резко отпрянула.
Она никогда не умела противиться его ласкам, но сейчас надо было устоять. Между ними все кончено. Он улетит на несколько дней, и это даст ему возможность подумать и понять, что она права. У них нет будущего, хотя она и любит его. Вот только ему ни в коем случае нельзя знать об этом. Надо быть твердой и несгибаемой.
— Я не хочу этого… Я не хочу тебя.
Его взгляд был таким пристальным, что Соренза в смятении отвела глаза.
— Я не верю тебе.
— Придется поверить. — Она ощущала себя безвольной марионеткой, которую кто-то дергает за веревочки, чтобы заставить сказать или сделать что-то. — Я действительно так хочу. Тебе пора идти. Ты можешь опоздать на самолет.
Николас высказал все, что думает по поводу самолета, и проходящая мимо женщина в кокетливой шляпке, шокированная его словами, поспешила в другой конец зала.
— Я не могу пустить тебя в мою жизнь, Ник. Неужели это так сложно понять? — с отчаянием спросила Соренза. — Позволь мне жить так, как раньше. Пусть Ирвин или кто-нибудь другой ведет твой проект.
— Мне не нужен никто, кроме тебя. В контракте сказано, что я сотрудничаю только с тобой.
— В таком случае я уволюсь с работы и тебе придется подать на меня в суд за нарушение условий договора. — Молодая женщина всем своим видом демонстрировала решимость воплотить слова в жизнь.
Прошла вечность, прежде чем Николас ответил, и выражение бессильной ярости при этом исказило его лицо.
— Тебе не надо бросать работу. Только не из-за меня. Пусть проектом займется Ирвин или кто-то еще, мне все равно. — Он медленно поднялся, его загорелое лицо стало серым. — Прощай, Соренза.
— Прощай.
Слева от нее заплакал ребенок, который пролил стакан апельсинового сока на платье своей мамы. В углу кафе три подростка листали журнал и хихикали. Как может жизнь продолжаться, если нас больше нет? — пронеслось в голове Сорензы.
Николас бросил на нее прощальный взгляд, легко кивнул и, не сказав ни слова, удалился размеренным шагом из кафе и из ее жизни. Она сама отпустила его.
— Что ты сделала?!
Соренза вздрогнула, услышав вопль Изабелл.
— Порвала с Ником, — повторила она. — Между нами все кончено.
Они сидели в тени деревьев в саду Изабелл. Аромат роз, жимолости и десятков других цветов в этот теплый летний день не мог заглушить тревожного ощущения надвигающейся грозы. Как обычно по выходным, Изабелл приготовила свое коронное блюдо — жаркое из свинины с гарниром. Но Соренза насилу заставила себя проглотить свою порцию. Ночью она не сомкнула глаз и бесцельно слонялась по квартире с четырех часов утра, не переставая плакать, и теперь чувствовала себя хуже некуда.